Фик с ФБ-2013.

[Argonskii-Pes]

Название: Все дело в воспитании
Автор:  Аргонский Пёс
Бета: нет.
Фэндом: Fairy Tail.
Размер: мини (2810 слов)
Персонажи: Нацу Поттер, профессор Дамблдор, Том Риддл. Многие другие упоминаются.
Категория: джен.
Жанр: стеб.
Рейтинг: G
Задание: кроссовер с fandom HP 2013.
Краткое содержание: Что было бы, если бы воспитанием мальчика-который-выжил занимался самый настоящий дракон?
Примечание/Предупреждения: ООС.

День, когда Нацу Поттер переступил порог Хогвартса, запомнился преподавателям надолго. На улице стояла удивительно теплая и сухая погода. Профессор Минерва МакГонагалл, ожидающая прибытия первокурсников, нетерпеливо мерила шагами коридор и сердито хмурила тонкие брови, искоса поглядывая на тяжелую деревянную дверь. Распределение должно было начаться полчаса назад.
— В чем дело, профессор МакГонагалл?
Она вздрогнула и резко обернулась, гадая, как умудрилась не услышать шагов спускающегося по лестнице Северуса Снейпа. Тот стоял уже в самом низу лестницы и выглядел таким недовольным, будто за каждую минуту промедления Слизерин лишался пятерки-другой баллов. Минерва, сама отличавшаяся пунктуальностью и ненавидящая опоздания, неодобрительно поджала губы.
От необходимости отвечать ее избавил стук в дверь.
На пороге стоял Хагрид. С его одежды, промокшей до нитки, и волос струями стекала пахнущая тиной вода, во всклокоченной бороде застряли мелкие кусочки водорослей. Сухой казалась только обвязанная бечевкой вылинявшая коричневая шуба, которую он осторожно держал на вытянутых руках. Стоящие у него у него за спиной первокурсники косились на шубу со странной смесью восторга, страха и любопытства.
— Тут, это, Поттер немножко в озеро упал. Кто-то из учеников сказал ему, что там живет гигантский кальмар и… — пробурчал Хагрид себе под нос, внезапно покраснев и старательно гипнотизируя взглядом носок правого ботинка. Шуба, до того лежавшая спокойно, внезапно принялась ерзать и брыкаться, так что ему пришлось перехватить ее и крепко прижать к груди. Из-под меха донеслось возмущенное сопение и невнятное бормотание.
— Это что, ученик?! — пораженно воскликнула Минерва МакГонагалл. Раздраженных ноток в ее голосе оказалось на удивление мало: новость ее настолько удивила, что она забыла даже разозлиться.
Хагрид сдавленно кивнул и внимательно уставился на левый ботинок. Северус Снейп коротко взмахнул палочкой. Бечевка с хлопком лопнула, связанная в тюк шуба разъехалась в стороны, и из-под нее показался растрепанный и раскрасневшийся мальчишка в круглых очках. Его светлые, выгоревшие на солнце волосы уверенно отливали розовым.
Минерва МакГонагалл недоверчиво встряхнула головой.
— Гарри? — невольно вырвалось у нее. Ее только что посетила мысль, что она была совершенно права, когда говорила Дамблдору, что дракон, даже самый разумный — плохой воспитатель, и юного Поттера стоит отдать на попечение достойной колдовской семье. Или хотя бы родственникам матери.
Вырвавшись из рук Хагрида, мальчишка спрыгнул на пол и поправил очки — присмотревшись, можно было заметить, что в оправе нет стекол. Его мантия тоже казалась влажной, впрочем, его это, кажется, совершенно не беспокоило.
— Меня зовут Нацу. Нацу Поттер. — Шмыгнув носом, юный Поттер ненадолго задумался, словно пытался что-то вспомнить, а потом внезапно сорвался с места и помчался обратно к пруду. К счастью, Хагрид успел ухватить его за шиворот. — Пусти меня, я все равно уделаю этого кальмара!
Минерва МакГонагалл ненадолго задумалась, глядя на то, как Нацу вертится, пытаясь пнуть Хагрида ногой или укусить за руку — и то, и другое получалось у него неважно — а потом вспомнила, о чем тот говорит.
— В нашем озере нет никакого гигантского кальмара, — уверенно произнесла она, величаво кивая и поправляя сползшую на глаза остроконечную шляпу.
Нацу перестал дергаться.
— Струсил, да? Знал, что я сильнее, и сбежал, — засмеялся он, обнажив показавшиеся неожиданно острыми зубы.
— В Гриффиндор. Однозначно, — мстительно протянул Северус Снейп и впервые за весь сегодняшний день улыбнулся.
Минерва МакГонагалл тяжело вздохнула.


Профессор Дамблдор отложил перо в сторону и потянулся. Портреты предыдущих директоров молчали, погруженные в сон. Даже Финеас Найджелус, отличавшийся при жизни крайне вредным и склочным характером — надо сказать, что после смерти ничего особенно не изменилось — с кислым видом пожелал коллеге спокойной ночи и, натянув ночной колпак, удалился с картины. За окном размеренно мерцали яркие точки звезд.
Внезапно мирную ночную тишину разрушил треск разгорающегося пламени, грохот обрушивающегося камня и возмущенные вопли оскорбленной до глубины души горгульи. Дамблдор вздохнул и устало погладил длинную белоснежную бороду — он бы, пожалуй, полностью поседел за эти несколько месяцев, если бы уже и без того не был седым, как лунь. Встать с кресла и пойти посмотреть, что случилось, он даже не пытался. По правде говоря, подобное происходило как минимум три раза в неделю — Дамблдор даже завел привычку засиживаться допоздна, чтобы не было нужды подниматься с постели и возвращаться обратно.
На пороге показался Нацу Поттер, взъерошенный, усыпанный каменной пылью, запыхавшийся и по-прежнему полный азарта и юношеского задора.
— Смахнись со мной, старик! — радостно выкрикнул он и потер исцарапанный о каменную кладку кулак, на котором, помимо ссадин и легких царапин, виднелись глубокие багровые полосы: видимо, горгулья не выдержала и все-таки покусала хулигана.
— Ну что ты, Нацу, — мягко произнес Дамблдор, укоризненно глядя на него поверх очков-половинок. — Я уже слишком стар для того, чтобы с кем-нибудь драться.
Нацу замер, приоткрыв рот, и обиженно засопел. По долгу службы Дамблдор прекрасно знал, что юный Поттер подозревает своего преподавателя зелий — профессора Снейпа — в том, что тот владеет легилименцией и частенько развлекается, читая мысли учеников. Знал он и то, что в этом попросту не было нужды: любая мысль, закравшаяся Нацу в голову, мгновенно отражалась на его лице.
В настоящий момент он явно не мог поверить в сказанное.
— Но… но вы же — сильнейший волшебник. Самый сильный из всех, — его голос становился все более неуверенным: по-видимому, внешний облик Дамблдора — время было позднее, и он предпочел дожидаться Поттера, переодевшись в ночную рубашку — слабо соответствовал его представлению о могучих волшебниках. — Так все вокруг говорят.
Дамблдор внимательно оглядел приунывшего Нацу. Несмотря на все усилия преподавателей и домовых эльфов, тот оставался все таким же худым и растрепанным, а в придачу к шраму на лбу обзавелся еще одним — на шее. На его плечах свободно болтался широкий клетчатый шарф — к школьной форме тот, конечно, совершенно не подходил, но Нацу скорее бы согласился показаться на людях без мантии, чем без шарфа.
Дамблдору стало жаль ребенка.
— Понимаешь, Нацу, — вдохновенно начал он, внезапно осознав, что существует вариант, при котором юношеская любовь к приключениям не будет загублена на корню, и при этом никто — или почти никто — не пострадает. — Все называют меня сильнейшим волшебником потому, что боятся даже просто назвать имя того, кто является сильнейшим на самом деле.
Выдержав паузу, он заговорщицки подмигнул.
— И кто же это? — не удержавшись, шепотом спросил Нацу, наклонившись вперед и подпрыгивая от нетерпения. Его серые глаза буквально светились восторгом и азартом.
— Лорд Волдеморт, — решительно объявил Дамблдор и, коротко усмехнувшись, негромко добавил: — Он как раз находится где-то на территории Хогвартса, пытается украсть спрятанный здесь философский камень.
И, с трудом сдерживая душивший его смех, подвел итог:
— Мы все очень на тебя рассчитываем.
Нацу заворожено кивнул.

— Обыщи мальчишку, философский камень должен быть у него, — раздраженно прошипел лорд Волдеморт, попутно награждая недогадливого и неповоротливого Квирелла новым импульсом боли: даже получив прямой приказ, тот продолжал неуверенно переминаться с ноги на ногу.
Нацу Поттер — мальчик, который выжил тогда и о котором шел разговор сейчас — с любопытством его разглядывал, продолжая при этом сосредоточенно ковырять пальцем в носу. Затылок Квирелла с проступающим на нем ликом Волдеморта — положения унизительнее тому занимать еще не доводилось — интересовал его гораздо сильнее самого Квирелла, и оттого он постоянно крутился, пытаясь зайти ему за спину.
— Я приказал тебе обыскать мальчишку, — процедил Волдеморт ледяным тоном, теряя те жалкие остатки терпения, что у него еще были. Проклятое зеркало, до того показывавшее, как он побеждает своих врагов и завоевывает мир, внезапно поменяло репертуар. Теперь на зеркальной глади отражался исключительно он сам, душащий Нацу Поттера, обезглавливающий Нацу Поттера, топящий Нацу Поттера в котле и даже варящий его с укропом и розмарином — последняя картинка появилась после того, как наглый выскочка попытался ткнуть в него только что извлеченным из носа пальцем.
— Но мой лорд… — протянул Квиррел неуверенно и осекся. Волдеморт не знал, что именно тот делает, но был уверен, что в этот момент он посмотрел на свои покрытые ожогами руки. Как именно мальчишка ухитряется разжигать огонь на собственном теле, он не знал, и это раздражало отдельно.
— Да нету у меня никакого волшебного камня. — Поттер обиженно насупился и вывернул карманы, пытаясь оторвать их для верности и заглянуть за подкладку. На пол посыпались скомканные куски испачканного чернилами пергамента, сломанные перья, неиспользованный билет на Хогвартс-экспресс, фантики, яблочные огрызки и — увидев это, Волдеморт потерял дар речи — философский камень.
— Скорее хватай его! — торопливо крикнул он, и нетерпеливо закусив губу. Квиррел поспешно наклонился и пополз за откатившимся в сторону камнем. Помешать ему Нацу не пытался, и Волдеморт мысленно возликовал: очевидно, он был слишком глуп, чтобы понять, какую ценность представляет творение Фламеля. Даже странно, что в пророчестве говорилось именно о нем; казалось, враг будет намного опаснее.
— А, этот, что ли? — равнодушно бросил Нацу, когда пальцы Квиррела наконец сомкнулись на прохладной поверхности камня. И, пожав плечами, великодушно кивнул: — Забирай, раз он тебе так нужен.
— Глупец! — захохотал Волдеморт, чувствуя, как сила стремительно вливается в него, переполняя его до краев. Как под действием магии плоть Квиррела плавится, перетекая в более достойную и притягательную для глаз форму — тело, которое Волдеморт привык видеть в зеркале по утрам и с которым расстался в доме Поттеров. Самому Квиррелу, правда, пришлось для этого умереть, но о нем Волдеморт забыл еще до того, как стихли его наполненные страхом и агонией вопли. — Теперь я по-настоящему бессмертен!
Он был даже готов пощадить родившегося под неудачной звездой мальчишку, но, переведя на него глаза, с удивлением обнаружил, что тот совершенно не выглядит испуганным.
— Бессмертен? — заворожено переспросил он, улыбаясь так широко, словно ему только что сообщили, что рождество в этом году наступит раньше срока. — И, наверное, самый сильный?
Волдеморт уверенно кивнул.
— Самый-самый? — подозрительно уточнил Нацу.
— Разумеется, — довольно прохладно подтвердил Волдеморт: отпрыск Поттеров уже начал его утомлять. Пожалуй, с идеей пощадить его он несколько погорячился.
— Круто. — От радости Нацу несколько раз хлопнул в ладоши и, предварительно размахнувшись, без всякого уважения заехал Волдеморту в нос.


Профессор Дамблдор сосредоточенно чистил мандарин, складывая шкурки на притулившуюся возле стены тумбочку. Нацу Поттер, уже неделю восстанавливающий силы в больничном крыле, с тоской наблюдал за ним, угрюмо закусив угол подушки. Встать с кровати он пока не мог: дабы юноша в этом не сомневался, мадам Помфри крепко его к ней привязала. Осуждать ее за это было трудно.
— Хочешь? — очищенный фрукт Дамблдор разделил на две половину и одну из них протянул Нацу.
Тот угрюмо покачал головой и продолжил жевать наволочку.
— Я победил его, да? Я теперь самый сильный? — спросил он без прежнего энтузиазма: очевидно, длительный постельный режим все-таки производил определенный терапевтический эффект. Когда горгулья, охраняющая дверь директорского кабинета, перестанет заикаться при виде любого ребенка, на котором есть что-то в клеточку, можно будет его отпустить.
— И да, и нет, Нацу, — Дамблдор неторопливо снял очки, протер их извлеченным из кармана платком с вышитой на нем картой Хогвартса и водрузил обратно на нос, стараясь при этом выглядеть в меру строго и укоризненно. — Ты просто заставил его отступить на время. Но он обязательно вернется. И раз философский камень теперь у него — скорее, чем мы все думали.
— Тогда я его еще раз побью, — легкомысленно отозвался Нацу, пытаясь ослабить веревки. Или почесать бок о спинку кровати. Известие о скором возвращении опасности вернуло ему толику бодрости и хорошего настроения.
— Боюсь, он слишком силен, — фальшиво вздохнул Дамблдор, возводя глаза к потолку и внимательно разглядывая побелку. Чтобы залить водой вспыхнувшее при этих словах пламя, ему пришлось достать палочку. Убирать ее обратно он благоразумно не стал. Кровать энергично заскрипела, так что послышавшиеся затем короткие возгласы «Что?!» и «Да я его!» он благополучно списал на разъевшую железо ржавчину и свой плохой слух. — В данный момент ты не в состоянии с ним справиться.
Негодующее сопение.
— Тебе предстоит долго…
Еще больше негодующего сопения.
— …и усердно учиться, чтобы достичь того же уровня.
Разочарованный стон.
— Если, конечно, с Волдемортом не справится кто-нибудь другой, — важно добавил Дамблдор и, не дождавшись ответа, посмотрел на Нацу. Он улыбался. Мысль, которая явственно читалась в этой улыбке, не понравилась бы любому нормальному педагогу, но Дамблдор себя нормальным не считал.
Впрочем, Нацу тоже не был обычным учеником.
— Кхм, профессор, а вы не могли бы развязать эти веревки, чтобы я мог пойти… учиться, — отчего-то он избегал смотреть в глаза, вместо этого старательно уставившись на свой же разноцветный носок, торчащий из-под одеяла. Дамблдор готов был поклясться, что эту привычку он позаимствовал у кого-то им обоим хорошо знакомого, но не мог вспомнить, у кого.
— Пожалуй, мог бы, — согласно кивнул Дамблдор, великодушно не заметив прозвучавшего следом тихого «А то запах скоро выветрится».


Началось все с того, что Том Риддл, большую часть жизни предпочитавший называть себя лордом Волдемортом, долго не мог попасть в кабинет директора Хогвартса. Дамблдор, как раз сидевший за столом и очинявший новые перья, со своего места прекрасно слышал, как он угрожал стоящей на страже горгулье. К несчастью, в гардероб темного лорда клетчатый шарф не входил, так что ее каменное сердце осталось глухо ко всем угрозам. Пришлось вставать и открывать дверь.
— В чем дело, Том? Что привело тебя в этот час в мой кабинет? — спросил он так, словно они только вчера виделись на очередном занятии по трансфигурации.
Риддл, явно ожидавший менее будничной реакции на свое появление, замер, забыв опустить на пол занесенную над ним ногу. Дамблдор иронично ухмыльнулся в усы и поставил на стол вазочку, до краев наполненную лимонными дольками.
Разговор предстоял долгий.
Риддл, расстроенный тем, что даже директор его уже не боится, тяжело опустился на стол и, смерив стоящую перед ним вазочку излучающим потоки ненависти взглядом, сразу же опустошил ее ровно наполовину.
Финеас Найджелус злорадно хихикнул со своего портрета и постарался устроиться как можно удобнее.
— Я так больше не могу, убери его от меня… — в голосе Риддла, прежде звучавшем уверенно и надменно, прорезались плаксивые нотки.
Дамблдор помолчал, со всевозможной внимательностью протирая стеклышки очков — именно для этого он их в свое время и завел — и украдкой рассматривая бывшего ученика и бывшего врага. Выглядел тот неважно. Темные и некогда густые волосы поредели, образовав высокие залысины и подозрительный просвет на темени. Из-за неудачно сросшегося перелома нос казался плоским и чуть ли не вдавленным внутрь, словно он пытался оказаться как можно дальше от преследующих его неприятностей, непрерывно грозящих переломами.
Делать вид, что не понимает, о ком идет речь, Дамблдор не стал.
— Мальчик не слишком хорошо воспитан, и у него неладно с дисциплиной, но что ты от него хочешь, Том? Он же сирота и рос без родителей. Не будем к нему слишком строги, — произнес он решительно. — Приличное общество, дисциплина, активные игры на свежем воздухе…
В этом месте Риддл вздрогнул всем телом и, ощутимо морщась, машинально потер ребра. Краска отхлынула от его лица, придав ему мертвенную бледность.
— …рано или поздно помогут нам с вами исправить огрехи, допущенные в его воспитании.
К Финеасу присоединились еще несколько портретов. Теперь сдавленное хихиканье окружало их повсюду. Впрочем, Дамблдор всегда был снисходителен к маленьким людским слабостям, а Риддл словно не замечал того, что происходит вокруг.
— Это я виноват, — возвестил он громко, с пафосом, приличествующим скорее герою классической греческой трагедии. Общий настрой момента сбивало только то, что жевать лимонные дольки он при этом не забывал — Дамблдор, не скупясь, подсыпал в вазочку новую порцию. — Это я убил его родителей. И готов понести заслуженное наказание.
Тут он подозрительно огляделся и, поманив Дамблдора к себе, шепотом добавил:
— В Азкабане.
Дамблдор сокрушенно вздохнул. Воистину, человеческая наивность просто не знала границ: после всего, что Риддл натворил, он все еще рассчитывал, что его так просто отпустят в Азкабан! Фоукс, мирно дремавший на своей жердочке, поднял голову и осуждающе покосился на гостя.
— Этого, Том, я не могу тебе обещать. Видишь ли, я никогда не был сторонником таких тяжелых мер наказания. Да и министр, насколько мне известно, давно планировал закрыть Азкабан и провести там капитальный ремонт.
На лице Риддла Дамблдор явственно прочитал, что тот думает по поводу по-настоящему жестоких наказаний, а так же министра магии и его дурацких инициатив. И тоже безо всякой лигилименции!
— Ничего, Том, не расстраивайся, — ласково утешил он начавшего хлюпать носом ученика. — Я сейчас же напишу письмо своему старому другу. У него огромный педагогический опыт. Уверен, он сумеет нам помочь.
И, обмакнув перо в чернила, начал писать на пергаменте: «Дорогой Макаров…»
Риддл с облегчением вздохнул.


«Только законченный идиот мог поверить в то, что Дамблдор — добродушный и миролюбивый старичок», — думал Волдеморт, склонившись над пергаментом и старательно переписывая из учебника подчеркнутые слова. Раньше он умел писать каллиграфическим почерком — теперь рука постоянно дрожала, и перо то и дело оставляло жирные кляксы, за каждую из которых он получал по подзатыльнику.
Нацу сидел рядом и корпел над своим заданием, высунув от усердия язык. Покосившись через плечо, Волдеморт мстительно заметил, что клякс в его пергаменте было в два раза больше.
— Не отвлекаться.
Строгий окрик заставил его втянуть голову в плечи и поспешно вернуться к работе, поспешно изобретая про себя все новые и новые ругательства в адрес Дамблдора и его так называемого друга. Теперь прошлое казалось настолько прекрасным, что он не понимал, как можно было его не ценить. Практически свободные дни после повторного обретения тела — только пару-тройку раз в сутки на горизонте, как поганка после дождя, стремительно вырастал Нацу — и спокойные, воистину райские месяцы, которые он провел в компании Квирелла. Лучшее время его жизни.
Дамблдор не обманул, Нацу действительно от него отстал, полностью переключившись на своего нового, присланного Макаровым «учителя», только это уже совершенно не радовало.
Волдеморт отложил перо в сторону и украдкой потер ноющие ребра — последствия неудачного побега в Азкабан — схлопотав еще один подзатыльник, от которого зазвенело в ушах. Подняв голову, он обнаружил возле себя рыжую малявку, нацепившую металлический нагрудник поверх простой ученической мантии. Девчонка явно волновалась, но от этого только сильнее сживала маленькие кулаки.
Нацу, радующий глаз наливающимся фингалом и расквашенным носом, повернулся, посмотрел на нее со странной смесью страха и обожания и протянул:
— Эрза жу-уткая.
Девчонка тут же отвесила подзатыльник и ему, отчего на глазах у него тут же выступили слезы.
Волдеморт, не дожидаясь повторного нагоняя, торопливо схватил перо.
«Нацу, убей меня, пожалуйста», — вывел он аккуратным почерком и заплакал.