Название: Одинокая осень 791-го.
Автор: Аргонский Пес
Бета: нет.
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен.
Жанр: АУ, драма, детектив (в некотором роде).
Персонажи: Гаджил, Мираджейн, Макаров, многие другие упоминаются.
Рейтинг: РG-13 (в тексте упоминается насильственная смерть ряда персонажей, но не слишком графично).
Размер: миди (ровно шесть тысяч слов).
Предупреждения: смерть персонажа.
Статус: закончен
Дисклеймер: Хиро Машима
Содержание: Даже Гаджил - лучший маг Фантом лорда - не справился с этим делом и теперь возвращается на место старого преступления, чтобы исправить совершенную ошибку. Только он еще не знает, насколько сильно просчитался.
От автора: 1) Возраст некоторых героев не соответствует канонному.
2) Автор изначально хотел впилить еще и линию с Иваном, но вовремя одумался, осознав, что пупок развяжется. Алилуйя!
3) Автор сам долго пытался понять, в чем смысл всего этого - не вышло, так что он попросту забил и стал получать удовольствие от процесса. Чего и вам желает.
Читать здесь.
***
Сентябрь 791-го года. Холмы фей.
Осень в этом году выдалась неожиданно теплой. Разгулявшийся ветер срывал с деревьев разноцветные листья и выстилал ими дорожки располагающегося неподалеку парка. Ярко-красный ковер с золотой окантовкой шуршал при каждом неосторожном шаге. Растущий у порога старый клен тоже сбросил листву, рассыпав ее по высоким деревянным ступеням – вместо высохших алых клякс голые ветки были украшены лимонно-желтыми атласными лентами и обрывками пестрой тесьмы. Пальцы Мираджейн осторожно завязали очередной узел – одним лоскутком на дереве стало больше – и потянулись за следующей, темно-зеленой, лентой. Желание, достаточно заветное для того, чтобы опуститься до глупых детских суеверий у нее было всего одно. Зато ради его исполнения было не жалко ни времени, ни усилий, ни дорогого праздничного платья, пущенного на подношения для богини удачи.
Справившись с задачей, она еще немного постояла, опираясь на резные перила, не глядя подхватила подол длинного платья и вернулась обратно в дом, в комнату с широкими окнами и высоким белым потолком.
Лисанна встретила ее слабой улыбкой.
– Скучаешь? – прозвучало вместо приветствия.
Мираджейн раздвинула плотные шторы, позволив свету спокойно проникать в комнату, обрисовывая узоры на темном паркете, и поправила стоящий у изголовья кровати букет из сухих кленовых листьев, чтобы затем элегантно опуститься на стул с жесткой спинкой, закинув ногу на ногу, и положить на колено принесенную с собой толстую книгу. Отмеченные закладкой страницы – последние перед оглавлением – были совершенно пусты. – Хочешь, я прочту тебе сказку?
Стекла мелко дребезжали от доносящегося с улицы радостного детского смеха. Ему вторило настойчивое кошачье мяуканье, исполненное внутреннего достоинства и тщательно скрываемой спеси, и стук резинового мяча о влажную после недавно прошедшего дождя землю тенистой парковой аллеи.
Мираджейн скосила глаза, стараясь выглянуть в окно как можно незаметней. На самой границе парка соседская девчонка – Венди Марвелл – носилась за пушистой белоснежной кошкой, старательно огибая то и дело попадающиеся лужи: в некоторых вода доходила ей до лодыжек.
Лисанна лежала на кровати, зябко кутаясь в теплое одеяло, и со своего места могла видеть только голые кроны деревьев и кусок синего неба в серых разводах перистых облаков. Она жадно прислушивалась к раздающимся звукам, яростно мечтая оказаться по другую сторону толстых кирпичных стен, и на вопросы сестры отвечала невпопад.
– Ты мне уже все прочитала, – за тихим отказом последовал тяжелый вздох. Ее голубые глаза горели лихорадочным огнем – она удобнее устроилась на украшенной вышивкой подушке, откинув со лба липнущие к нему коротко остриженные пряди, и с сожалением выдохнула: – И у тебя наверняка есть и другие дела.
– Ничего важного. И тут еще осталась пара замечательных историй, которые ты не слышала, – Мираджейн рассеянно сощурилась от блуждающих по ее лицу солнечных лучей и лучей и демонстративно развела руками. Лежащая на коленях книга ласкала глаз белизной чистых страниц – чтобы их увидеть Лисанне потребовалось бы привстать – но мелодичный голос сосредоточенно вывел: – В мире есть много магических гильдий, но лишь об одной из них ходит множество слухов и легенд. И имя ей – Фейри тейл.
***
2 октября 795-го года. Поезд.
Извилистая лента реки вместе с пересекающим ее мостом из крупных железных балок стремительно пронеслась мимо окна. Мерный перестук колес отдавался в ушах назойливым эхом. Медная ложка дрожала и билась о края граненого стакана. Гаджил поморщился и одним глотком допил сладкий теплый чай – к горлу тут же подступил комок, появлявшийся каждый раз, как он пытался что-нибудь съесть, или хотя бы думал о еде.
– А крепче ничего нет? – спросил, чувствуя, как кожа покрывается липкими мурашками: спрятанные под днищем вагона резервуары с магической энергией, подпитывающие двигатель, всю дорогу издавали высокий сводящий с ума свист. Инженеры, придумавшие это чудо волшебной техники, торжественно клялись, что в пассажирских купе этого звука не будет слышно. Никто из них не являлся убийцей драконов. А он был.
Спасти от этого мучения могла только бочка – другая какого-нибудь крепкого алкоголя – доза, достаточная для того, чтобы он потерял сознание. За то, чтобы его выгрузили на нужной станции, он готов был щедро приплатить.
Проводник с сожалением покачал головой и, поправив фуражку, радушно осведомился:
– Какими судьбами в эти края? По делам?
Гаджил кивнул, стараясь двигать головой как можно осторожнее. В его нагрудном кармане лежала потертая листовка, похожая на те, на которых гильдии печатают информацию о полученных заданиях. Свернутая в несколько слоев бумага пожелтела и порвалась в нескольких местах: истрепавшиеся линии сгиба буквально рассыпались под грубыми, не привыкшими к аккуратности пальцами. Чернила полностью выцвели – надпись невозможно было прочитать – только фосфоресцирующая эмблема, символизирующая, что миссия, информация о которой потерялась с течением времени, принадлежала к разряду сложнейших, сияла по-прежнему ярко. Это было неважно: он мог вспомнить текст в мельчайших подробностях, вплоть до неправильно поставленной запятой, но которую ему любезно указала Джувия – сам не заметил.
– Первый раз в Холмы фей едете? Неудачное время выбрали: маньяк там какой-то завелся, четвертый год весь город в страхе держит. Каждую осень трех детишек убивает, – проводник уселся на соседнюю полку и оперяя на невысокий столик, внимательно разглядывая единственного оставшегося в вагоне пассажира.
– Маньяк, говоришь? – рассеянно пробормотал Гаджил, прижимаясь лбом к холодной поверхности стекла. В оконных рамах было множество щелей – ноздри жадно ловили дующий из них прохладный воздух. Он сомневался, что услышит хоть что-нибудь новое: детали происходящего в Холмах фей ему самому были известны гораздо лучше. Но грызущая висок тупая боль успокаивалась, убаюканная ритмичной болтовней, тошнота ненадолго отступала – того было достаточно, чтобы время от времени отвечать, поддерживая иллюзию вежливого интереса.
– Ага, – закивал головой так быстро, что Гаджил с трудом подавил желание придержать ее рукой. – Главное, непонятно, где он прячется, городок-то – совсем крошечный! И каждый третий житель – маг, хоть и ни в какой гильдии никто не состоит.
На горизонте показались первые здания. Солнце стояло в зените, покатые крыши блестели, отогреваясь в его лучах. Проводник хлопнул себя по лбу и стремительно бросился вон из купе, прихватив с собой стакан и настойчиво дребезжащую ложечку. Гаджил не возражал: ему настолько не терпелось почувствовать под ногами твердую землю, что на выщербленный камень перрона он готов был спрыгнуть, не дожидаясь полной остановки состава.
– Где прячется? – голос походил на рычание дикого зверя. Стоило закрыть глаза, как перед ними пронеслась целая вереница лиц, искаженных яростью, страхом, горем, надеждой или любопытством – кто-то из них лгал, рассказывая, что спал ночью, закрывшись на все замки, и ничего не слышал. Кто лгал, лгал слишком хорошо, мастерски скрывая натуру убийцы под маской добропорядочного горожанина. В прошлом году Гаджил не смог понять, кто именно. За всю его недолгую, но стремительную карьеру – звание сильнейшего мага гильдии Фантом лорд он носил по праву – это был единственный раз, когда он потерпел поражение. Гильдия приняла его обратно издевательским шепотом, раздающимся за спиной, и поселившимся внутри тягостным грызущим чувством. Чтобы избавиться от насмешек хватило нескольких коротких ударов по нагло ухмыляющимся лицам сплетников – тягостное чувство плотно обосновалось около сердца и сдавать позиции не собиралось. Он решил попытаться снова, закрыв глаза на то, что на сей раз за это никто не заплатит.
Вагон несколько раз тряхнуло. Взвизгнули тормоза, и поезд остановился, отогревая морозный октябрьский полдень клубами пара. Снизу донеслось ритмичное постукивание: работники станции торопливо брели вдоль состава, проверяя литые колеса на прочность железными молоточками.
– Добро пожаловать, – проводник попытался раскланяться, но Гаджил никак на это не отреагировал: он тут же забыл о его существовании, стоило распахнуться двери вагона. Лихорадочно глотая пахнущий раскаленным металлом воздух, он с удивлением огляделся по сторонам: на станции «Холмы фей» он оказался единственным пассажиром. Сумка оттягивала плечо, и он не мог понять, что такое в нее положил, и зачем ему понадобилось брать это с собой.
– Ты?! – послышалось из-за спины.
Гаджил развернулся на крик и насмешливо улыбнулся, поправив ремень сумки: встретивший его удар мог назвать сильным разве что двенадцатилетний подросток, но никак не боец сильнейшей в Фиоре гильдии. Улыбка тут же стекла с его лица, стоило ему узнать стоящего перед ним парня, рыжего с россыпью веснушек на впалых щеках – и одежду он словно у деревенского пугала утащил.
– Леви погибла из-за тебя! – выкрикнул Джет и замахнулся еще раз.
Гаджил не попытался закрыться.
***
5 октября 794-го года. Холмы фей.
Пламя отсыревших факелов металось, то почти затухая, то вспыхивая с новой силой, и сильно чадило – на покрывающей потолок белоснежной известке появились темные разводы. Нацу Драгнил пытался броситься к нему, отбросив с дороги служащий помехой стол, и вцепиться пальцами прямо в горло – должно быть, хотел вбить обратно вырвавшиеся оттуда слова. Несколько человек висели у него на плечах, предотвращая грозящую начаться свару.
– Повтори, что ты сказал?! – в серых глазах ни одной другой эмоции, кроме яростного возмущения. – Пустите, я этому проходимцу морду набью!
Гаджил криво усмехнулся. Про себя он даже немного жалел, что горожане, на первый взгляд кажущиеся разгильдяями и недотепами, продемонстрировали отличную реакцию и сумели перехватить Драгнила в тот момент, когда он, оскорбленный прозвучавшим предположением, бросился на Редфокса: против того, чтобы немного размяться, как следует проучив зарвавшегося наглеца, тот никогда не возражал.
– Я сказал, что ты – самая очевидная кандидатура на роль убийцы. И если бы ты хоть изредка пользовался своими мозгами, то даже отпираться бы не стал.
– Да я тебя…! – образовавшаяся вокруг Саламандра куча рывком сдвинулась на полметра.
Кто-то отчаянно выругался, не стесняясь в выражениях, и шепотом предложил:
– Может, мы его просто к чему-нибудь привяжем?
– Тихо все! – от громкого окрика подскочила, жалобно звякнув, посуда в буфете. Макаров – Гаджил долго не верил, что этот низенький старичок в смешном колпаке является мэром города – приоткрыл до этого закрытые глаза и сердито обвел взглядом собравшихся вокруг него. Столкнувшись с недовольством своего главы, горожане пристыжено замолчали. Даже Нацу молча отошел к стене, разглаживая помятый в потасовке клетчатый шарф, и замер, выжидая, пока запрещающий драться дедуля отвернется – отказаться от идеи восстановить справедливость на кулаках его бы не заставила ни одна сила в мире. Гаджилу достался еще один переполненный негодованием взгляд.
– Может, объяснишься? Это крайне серьезное обвинение, – Макаров выпустил изо рта несколько дымных колец. Зажатый между пальцами кончик трубки описал в воздухе широкую дугу и уткнулся Гаджилу в грудь. – Такими обвинениями нельзя бросаться просто так.
Старик ему не верил – это Гаджил понял отчетливо – его раздражение ощутимо висело в воздухе и царапало кожу, будто гвоздем, заставляя воздух забиваться в легкие и мешая вытолкнуть наружу слова, которые настойчиво вертелись на языке. Рядом с ним, не достающим ему и до пояса, Гаджил чувствовал себя ребенком, разбившим дорогую мамину вазу – даже Металликане не всегда удавалось произвести на него такое впечатление – он переминался с ноги на ногу и не знал, куда девать руки. Окружающим было не легче.
– Хорошо, – на то, чтобы сбросить с себя наваждение, ушло целых десять секунд, и мало каким достижением он гордился больше. – Если с Аской Конелл еще могут быть какие-то сомнения, то насчет Венди Марвелл все совершенно очевидно. Ее изувеченное тело нашли на крыше ратуши. Кто-нибудь из вас пробовал закинуть тяжесть на такую высоту?
Горожане затравленно переглянулись. Мысль о невозможности подобного поступка приходила в голову каждому, кто хоть раз видел высокие шпили главной городской достопримечательности. Но все двери были закрыты на ночь – замки остались не тронутыми. И витая лестница из белого с розовыми прожилками мрамора оказалась девственно чистой – зато следы крови нашлись на асфальте перед входом. Как и размытые дождем отпечатки босых ног.
– И причем тут я? – снова возмутился Драгнил, на сей раз больше по инерции. Ему тоже было любопытно, что дальше.
Макаров молчал, задумчиво теребя усы.
– А еще убийцу нельзя выследить по запаху. Он разлил какую-то дрянь, отбивающую обоняние, – Гаджил вздрогнул, вспоминая резкий терпкий запах настойки полыни и красного перца, от которого мгновенно начинала раскалываться голова. – Кто мог знать, что убийцы драконов способны чувствовать запахи, кроме самого убийцы драконов?
Тесную комнату охватило пораженное молчание.
– Я, – нежный мелодичный голосок прорезал тишину, сводя на нет произведенный его словами эффект. Мираджейн рассеяно улыбнулась и, поправив спадающие на плечи серебристые локоны, миролюбиво заметила: – Ты сам мне говорил. А Нацу и вовсе – находка для любого шпиона.
– Почему для любого? – донеслось от дальней стены, но договорить Саламандру не дали: – Молчи, дурак. Мира для тебя старается.
Гаджил крепко сжал край стоящего в центре комнаты стола, костяшки пальцев побелели от с трудом сдерживаемого гнева. Опираться на логику ему было не так-то просто – он всегда отдавал предпочтение звериному чутью – а с этими людьми разумные доводы были и вовсе бессильны. Решать чужие проблемы силой он не нанимался.
– Ладно. Вы верите этому придурку. Но если бы убийца был похож на убийцу, вы бы сами его давно нашли. А Венди бы не пошла через парк в компании плохо знакомого человека, разве нет?
Короткое: – Сам ты придурок, – утонуло в грохоте резко распахнувшейся двери. На голову вошедшего с потолка посыпалась штукатурка.
– В парке нашли… еще одно тело, – выкрикнул тот, держась за бок и задыхаясь после длительного бега. – Леви Макгарден убили.
***
2 октября 795-го года. Холмы фей.
Ветер, пробирающийся сквозь приоткрытую форточку, перебирал складки красно-белых клетчатых занавесок, украшенных бантиками и бахромой. Из разогретой духовки пахло выпечкой. Смоченный в виски кусок бинта осторожно скользил по скуле, обрисовывая контур обосновавшийся на ней ссадины. Тонкие холодные пальцы гладили исцарапанный лоб – Гаджил чувствовал себя удивительно комфортного для таких бедственных условий. Серьезных ран у него не было – пострадала только гордость – но всерьез драться с Джетом после всего, что случилось, он не мог. В словах того скрывалась крошечная доля правды, заставляющая Редфокса чувствовать себя виноватым.
– Не дергайся, – тихонько попросила Мираджейн и принялась за его плечо. Гаджил хотел сказать ей, чтоб не тратила сил на глупости, а виски лучше в стакан налила, горло промочить, но, подумав, решил оставить до вечера. Дел еще предстояло много.
Закончив, она отошла к плите и принялась разливать кофе по чашкам. Коричневые кристаллы сахара, которого она в любой напиток накладывала экстремально много – может быть, только ему, не проверял – издавали тихий стук, сталкиваясь с керамическими боками. Кресло-качалка едва слышно поскрипывало. Макаров сидел, по-турецки подогнув ноги, и задумчиво глядел в потолок, рассматривая тонкие нити паутины, служащие домом для целого паучьего семейства – домашних животных Мираджейн предпочитала более чем своеобразных.
– Зачем ты вернулся? – шутовской колпак в полоску – все цвета радуги в одной детали одежды – дополнял кривой деревянный посох с небрежно нарисованной улыбающейся рожицей – смеяться над «безобидным дедушкой» не хотелось. Уже не хотелось. – Не пойми меня неправильно, мальчик мой, мы рады тебя видеть. Но что ты пытаешься здесь найти?
– Может, он ко мне приехал, – Мираджейн откинулась назад, облокотившись на разделочный стол, и элегантно выгнулась – тонкое платье натянулось, обрисовывая соблазнительные контуры фигуры. Гаджил ошалело помотал головой: к этому вопросу они всегда могли вернуться позже, сейчас его занимало другое.
– Убийцу. Я хочу найти убийцу, – упрямо повторил, ударив кулаком по столу. Кофейные чашки подпрыгнули, зазвенев о блюдца, кофе выплеснулся через край – в центре белоснежной скатерти стремительно выросло темное пятно. – Почему в этот раз вы не отправили заказ на поимку гильдиям?
Ответа не последовало. Макаров его не замечал: его глаза, прячущиеся под густыми седыми бровями, суетливо перебегали с края юбки, зацепившегося за ручку кухонного шкафа, на глубокий вырез – Мираджейн смеялась, довольная произведенным эффектом. Щелчок пальцами, раздавшийся прямо над ухом – для этого Гаджилу пришлось встать и перегнуться через стол – вывел его из прострации.
– Потому что он не вернется: в городе больше некого убивать, – Макаров резко посерьезнел. – Самой старшей из жертв – Леви Макгарден – было почти пятнадцать. Других детей в городе нет, а взрослые по какой-то причине его не интересуют.
«Боится в морду получить», – пронеслось у Гаджила в голове, но вслух он эту мысль озвучивать не стал, ограничившись коротким:
– Все равно не верю, что этим все кончится.
– Может, переберется куда-нибудь еще, – на виске Макарова устало билась тонкая жилка – Редфоксу показалось, что тот постепенно стал сдавать, теряя необходимую для руководства городом хватку. – В любом случае, оставайся, если так хочешь. Сходи, осмотрись, успокой нервы, я не против. А лучше, прикупи каких-нибудь сувениров и возвращайся домой. Не трать время зря.
Гаджил кивнул и направился к двери, жестом поблагодарив за кофе и медицинскую помощь. Мираджейн перехватила его руку и произнесла шепотом, заставив его наклониться:
– Не казни себя, ты не виноват.
***
Вечер постепенно вступал в свои права. В сером свете наступающих сумерек предметы теряли яркие краски, превращаясь в нечто бесцветное и невыразительное. Мелкая морось дождя холодила разгоряченную кожу. На полноценные лужи воды не хватало, вместо этого она подмывала почву – образовавшаяся липкая грязь противно хлюпала под ботинками, оставляя на вычищенной до блеска коже мутные разводы. Улицы были пусты. Он бродил по ним несколько часов, трогая кончиками пальцев сырые от дождя парковые скамейки, магические фонари, выстроившиеся в ряд в центре главной городской площади – пока что блеклые и тусклые, слишком рано было для искусственного освещения. И не встретил никого, кроме роющейся в отходах уличной кошки – хозяйка помойки зашипела на него, вздыбив рыжую с черными подпалинами шерсть: заподозрила конкурента. Гаджил прогнал ее, сделав вид, что хочет бросить камень.
На одном из перекрестков он остановился, уловив тонкий, едва различимый запах – сандаловое масло, ладан и палочки корицы. Так пахли, привозимые издалека погребальные благовония, использующиеся в ритуалах поминания усопших – очень редкие и дорогие. Этот запах ему уже встречался в прошлом. На лбу выступил холодный пот, Гаджил вытер его тыльной стороной ладони и сосредоточенно принюхался, пытаясь определить, куда тот ведет. Лихорадочный азарт и горячка предвкушения затопили его до краев, заставляя идти по следу, закусив губу и не глядя под ноги: разыскиваемый им убийца был предельно осторожен – самому странно, что когда-то подозревал в нем откровенно туповатого Саламандра – но все же прокололся однажды, оставив образец для сравнения.
«Он здесь, он вернулся», – набатом гремело в ушах. Сердце тяжело билось, наращивая ритм, в толчках струящейся по венам крови слышалось обрадованное: «Я его поймаю. В этот раз – обязательно».
След довел его до следующего перекрестка и пропал, растворившись в потоках воды и колебаниях леденящего северного воздуха. Гаджил чертыхнулся и сорвал со стены первый подвернувшийся под руку почтовый ящик, забросив его в центр широкого проспекта – все равно по нему толком никто не ездил – но быстро взял себя в руки.
– Главное теперь найти следующую жертву. Детей нет – возьмем самого младшего из оставшихся: Макгарден тоже не походила на малолетку, убийцу это не остановило, – деловито пробормотал себе под нос, разворачиваясь и бегом бросаясь обратно. Там, откуда он пришел, нужную информацию получить было проще всего: Макаров как мэр города знал все о том, что в нем происходит – кроме самого главного. Мираджейн знала еще больше: сплетни неизбежно оказывались более информативным источником.
Они появились внезапно, выступив из тьмы грязного, воняющего прокисшей капустой переулка – Гаджил, погруженный в собственные размышления, их сначала не заметил.
– Думаешь, ты можешь так спокойно бродить здесь? Леви погибла из-за тебя, – злобно прошипел Джет, откидывая со лба нечесаные рыжие патлы. Второй – Дрой, кажется – угрюмо молчал, засунув руки в карманы и кидая злобные взгляды исподлобья. – Это ты сказал ей найти родителей первых двух жертв. Если бы в ту ночь она не вышла из дома, до сих пор была бы жива! Это ты виноват! Ты!
– Если вы сейчас не отойдете с дороги, я буду виноват еще в паре смертей, – ребята выбрали неподходящее время: в любое другое Гаджил попросту не стал бы с ними спорить, признавая их правоту и право на возмущение, но сейчас ему было не до угрызений совести. Безжалостное время утекало сквозь пальцы – он чувствовал его неумолимый бег – первое убийство всегда совершалось в ночь с третьего на четвертое, но Редфокс боялся, что на сей раз гром разразится раньше. – Прочь.
Тяжелая ладонь коснулась плеча почти невесомо, но противный хруст и полный боли крик подсказали, что это Гаджилу только показалось – Джет думал иначе.
***
5 октября 794-го года. Холмы фей.
Тело нашли в парке, на одной из боковых аллей в три часа пополуночи, когда все нормальные люди мирно спали в своих постелях, отгородившись от мира толстыми дубовыми ставнями. Осень в этом году выдалась неожиданно теплой, но ночью температура уходила в минус – высохшие стебли травы покрылись тонким налетом инея. Ледяная корка хрустела под ногами – идти бесшумно не получалось. Голые ветви деревьев смыкались над головой, напоминая пальцы сказочных чудовищ. Не подобной ли картиной вдохновлялся Зереф – легендарный черный маг прошлого – создавая своих монстров?
Собравшийся народ толпился на небольшом пятачке, внимательно разглядывая что-то, лежащее на земле, и расступился, чтобы дать им дорогу, крайне неохотно – и даже это была заслуга Макарова; Редфокса после неудачно предъявленного обвинения слушать никто не хотел. Мираджейн замерла в первых рядах зрителей, нервно переминаясь с ноги на ногу и не зная, как покинуть возбужденную толпу: открывшееся глазам зрелище произвело на нее чересчур сильное впечатление. Побледневшие пальцы правой руки, неистово впились в локоть левой. Гаджил выругался про себя. Зачем идти на место преступления с такими расшатанными нервами, он решительно не понимал.
Тело было укрыто широким куском небеленого полотна – в нескольких местах по ткани расползлись уродливые багровые подтеки. Один край немного приподнялся над землей и позволил увидеть выглядывающие из-под него голубые волосы, вмерзшие в прозрачный лед лужи.
«Умерла еще до заката», – решил он про себя и, опустившись возле тела на колени, легким движением откинул наброшенную сверху ткань. В ноздри ударил тошнотворный запах перца и полыни. Аромат крови, настойчиво витающий над телом, резко потерял свою остроту – показалось, что он больше никогда не сможет в полной мере почувствовать ни один запах, кроме издаваемого проклятой настойкой.
Гаджил резко отвернулся, крепко зажмурившись и пытаясь подавить сковавшие горло рвотные спазмы. Перед глазами стояли конечности девушки, вывернутые под неестественными углами, клочья кожи, обнажившие мышцы живота, грудная клетка, превратившаяся в кровавое месиво с торчащими оттуда мелкими осколками ребер, и удивительно спокойное, даже умиротворенное лицо, подсказывающее, что над телом глумились уже после смерти.
На ноги удалось подняться только со второго раза: они попросту отказались его держать. Пошатываясь, будто пьяный, он побрел вглубь парка, надеясь, что где-нибудь в отдалении найдется глоток свежего воздуха, который вымоет из головы эту болезненную одурь.
Гул взволнованных голосов затих вдали, сменившись размеренным уханьем совы. Яркие огни факелов и магических фонарей превратились в мелкие точки, блуждающих по черному полотну горизонта. Носком ботинка Гаджил разбил лед, сковавший бегущий в небольшой впадине ручей, и умылся холодной водой. Стало немного легче. Способность чувствовать запахи постепенно возвращалась. Он с удовлетворением отмечал терпкий запах хвои, древесный – сырости, прелой листвы и грибов. И среди этой симфонии ему смутно почудилась одна-единственная фальшивая нота, которой не место в осеннем лесу – тонкий, едва различимый аромат дорогих благовоний, использующихся в погребальных обрядах. В городе этот запах ему тоже не попадался.
Сердце забилось сильнее. Тело, охваченное дрожью предвкушения, само несло его вперед, пока он не вышел к литой ограде парка. Здесь на чугунном выступе, изображающем скрученный лепесток неизвестного ему цветка, нашелся маленький кусочек плотной темной ткани, пропахший благовониями насквозь.
Источник запаха исчез в неизвестном направлении, словно растворился в стылом октябрьском воздухе.
***
2 октября 795-го года. Холмы фей.
Ведущую к дому дорожку никто не подметал – осыпавшиеся с деревьев золотистые листья покрывали ее почти полностью. Ветер играл с ними, подхватывая и унося прочь; на освободившееся место укладывались другие, украденные где-то еще. У порога росло импровизированное «дерево желаний», кривые ветки которого были обвязаны кучей вылинявших лоскутков, некогда бывших красивыми пестрыми лентами. Неплотно прикрытая дверь поскрипывала, качаясь на тронутых ржавчиной петлях – Гаджил подумал, что когда вся эта канитель закончится, он обязательно придет и смажет их маслом: небрежного отношения к металлу он не переносил.
В кухне было пусто. Вынутый из духовки пирог остывал, накрытый полотенцем, на широком столе, радующим глаз блеском полировки вместо испарившейся в неизвестном направлении скатерти. Фарфоровые чашки перебрались в сушилку под бок к остальной посуде. Висящие на стене часы, сделанные в форме пузатого кота, лениво покачивали маятником – хвостом и исправно отсчитывали время. Стрелки – усы деловито указывали половину десятого.
Макарова нигде не было.
Наверху кто-то бродил, ступая по полу почти невесомо и с легкостью избегая скрипящих половиц – только острый слух убийцы драконов сумел уловить чужое присутствие. Тихое сопрано осторожно выводило мелодию без слов, лаская слух убаюкивающими нотками колыбельной. Гаджил постарался стать как можно меньше и незаметней: мешать Мираджейн ему не хотелось. У него самого никогда не было сестер, особенно тяжело и безнадежно больных – он не знал, важно это или нет. В любом случае, кому задать интересующие его вопросы и без нее найдется.
Стараясь не шуметь – пол все равно прогибался под тяжестью его веса, и выстроившаяся на полке батарея фарфоровых собачек докучливо звенела, стуча друг о друга разукрашенными боками – он снова вышел на улицу, осторожно прикрыв за собой дверь. И даже успел дойти до калитки.
– Что-то случилось? – Мираджейн окликнула его, по пояс высунувшись в окно второго этажа. Ее брови обеспокоенно хмурились. Гаджил не находил изъянов в своем внешнем виде, вообще не обращал на него внимания, но она сумела увидеть в нем нечто подозрительное и теперь явно не хотела отпускать, не узнав, что именно его беспокоит.
«Не отвяжется», – понял он с мрачной обреченностью. Несмотря на внешнюю хрупкость и беззащитность, она умела быть поразительно настойчивой, проявляя порой не менее удивительную изобретательность – проще было сразу же сказать правду, не тратя время на хитрости.
В наивных голубых глазах плескалась тревога. Сдавшись, он махнул ей рукой и прокричал:
– Я кое-что нашел, – и добавил, хищно сощурившись и представляя, как свернет шею терроризирующей город падали: – Не волнуйся, я поймаю ублюдка.
Что он с ним сделает после, упоминать великодушно не стал: эта информация не предназначалась для женских ушей, особенно, когда у одной из слушательниц наблюдались существенные проблемы со здоровьем.
– Вернусь утром и все расскажу.
Дорога ложилась под ноги, послушно отматывая километры.
– Что, что ты нашел? – неслось ему вслед, но этот вопрос Гаджил уже не услышал.
***
Городская ратуша царапала низкое небо остро заточенными шпилями. На покатой крыше расположились на ночлег горгульи, запрокинув головы к тяжелым серым тучам и ловя дождевые капли чашами отколотых ушей. В их сложенных крыльях весной вили себе гнезда перелетные птицы.
В приемной мэра было пусто. Ноги утопали в мягком ворсе ковра. За Гаджилом тянулся длинный грязный след, но он этого не замечал: вместо мамы, которая научила бы его вытирать ноги, входя с улицы в помещение, у него был папа – дракон, вся вежливость которого сводилась к тому, чтобы не есть то, что кричит и вырывается. Вопросы личной гигиены Металликану волновали слабо. Не волновали они и Редфокса.
В спину уперлось что-то твердое, в чем он с некоторым трудом, поерзав и пошевелив лопатками, опознал дуло винтовки. Гаджил устало возвел очи к небу: это был уже второй раз, когда кто-то подкрадывался к нему незаметно. И все за несколько часов – можно было смело сказать, что день не задался.
– Дернешься, отстрелю что-нибудь нужное, – пообещал хриплый женский голос. Твердая рука сильнее надавила на приклад. – Иди вперед. И без фокусов.
Гаджил послушно сделал несколько шагов. Звание железного драгонслеера обещало отличную защиту, но проверять, что быстрее: проступающая на коже стальная чешуя или выпущенная в упор магическая пуля, начиненная неизвестно чем, совершенно не хотелось.
– Эй, полегче. Я к Макарову пришел. Спроси у него, – слегка повернув голову, он пытался разглядеть лицо угрожавшей ему женщины, но на глаза попадались только кончики длинных темно-зеленых волос. – Или у кого угодно. Меня в городе каждая собака знает.
Секунды ожидания тянулись невыносимо медленно. Подумав, она все же опустила оружие и поспешно отступила вправо, увеличив дистанцию и возведя между ними преграду в виде заваленного бумагами письменного стола – даже в полумраке Гаджил отчетливо видел, что сложенные рассыпающейся горкой отчеты залиты пивом, из чего сделал вывод, что рабочее место принадлежало самому Макарову. Палец женщины остался на спусковом крючке. Сомнений в том, что прицелиться и выстрелить она сумеет за доли секунды, не возникало.
– Где старик? Мне с ним поговорить нужно, – спросил, внимательно разглядывая нечаянную собеседницу. Короткое черно-белое платье доходило до середины бедра. Лицо симпатичное, он мог бы сказать: красивое, если бы не глубокая складка, пролегающая между темных бровей и придающая ему скорбящее выражение. Было в ней что-то смутно знакомое, что никак не удавалось извлечь из упрямящейся памяти. На душе скребли кошки, подсказывая, что это – не единственная важная вещь, о которой он забыл.
– Мэра Макарова вызвали по срочному делу, – она кивнула на лежащую на столе связующую лакриму. Мизинец правой руки с ленивой негой поглаживал приклад винтовки.
«Боевые пошли секретарши», – хмыкнул Гаджил, но озвучивать мысль не стал: вряд ли она стала бы стрелять из-за такой мелочи, но чем Зереф не шутит.
– Кто? Куда?
– Не сказал. Еще вопросы? Если нет, тогда убирайся, – в коротких рубленных фразах явственно сквозила неприязнь, и в этот момент он вспомнил, почему женщина казалась ему знакомой. Заходящее солнце, очерчивающее лучами застывшее на детской площадке тело шестилетней Аски. Рыдающая мать, исступленно зачерпывающая руками песок, мокрый от крови дочери. Биска Конелл.
– Тогда может, ты мне поможешь? Просто посмотри эти ваши бумажки и скажи, кто тут самый младший. Я поймаю его, – он не знал, сработал ли последний кусок, добавленный чисто по наитию, или ей просто надоело с ним возиться, но она тяжело вздохнула и устало произнесла:
– Я и так тебе скажу. Нацу Драгнил. Грей Фуллбастер. За ними, на год старше – Эльфман Штраус.
– А почему ты не посчитала… – чуть было не сорвалось с языка, когда прозвучала последняя фамилия. Гаджил пораженно замер.
***
5 октября 794-го года. Холмы фей.
Глупые мотыльки кружились над абажуром стоящей на столе лампы. Гаджил внимательно следил за ними, удивляясь, откуда они могли тут взяться в таких количествах. Он, конечно, не мог считаться знатоком живой природы, но всегда полагал, что при такой погоде насекомым полагалось прятаться в… туда, где они обычно прячутся.
Ветки растущего возле дома старого клена покачивались и стучали в оконное стекло.
Мираджейн поставила перед ним дымящуюся чашку. Сделав осторожный глоток, Гаджил вынужден был признать: сахара в напитке было гораздо больше, чем заварки. Да что там, его было гораздо больше, чем кипятка – получившийся сироп вяз на зубах, рождая в душе Гаджила смутное ощущение, что это она так изощренно над ним издевается. Непонятно за какие грехи.
Над раковиной висела черно-белая фотография. На ней высокий нескладный парень со смешной челкой обнимал красивую молодую девушку, хитро улыбающуюся в объектив. На его плечах, болтая ногами в воздухе, сидела молоденькая девчушка.
– Брат? – спросил без интереса, просто чтобы разогнать обволакивающую тишину.
Мираджейн кивнула.
– Работает в соседнем городе. По выходным навещает.
Редфокс осуждающе фыркнул: о том, что младшая сестра давно болела, Мира уже успела ему рассказать. У железного драгонслеера никогда не было семьи, но если бы была – он был в этом уверен – он бы никогда ее не бросил.
Идти куда-то не хотелось. Смертельная усталость подкралась исподволь и сковала тело, словно цепями. Глаза с узкими вертикальными прорезями черных зрачков лениво скользили по комнате, осматривая предметы интерьера. Тикали часы. Скрипело кресло-качалка, раскачивая мягкую игрушку, неумело сшитую из черной ткани. Неизвестный зверь грустно таращил свои криво пришитые глаза-пуговки – разного цвета и размера – и тряс неплотно подогнанной головой.
Проследив за направлением его взгляда, Мираджейн жалобно пробормотала:
– Нравится игрушка? Это Венди сделала. Для Лисанны. Принесла позавчера вечером. За несколько часов до того, как… – голос ее дрожал. По бледному лицу, кажущемуся испуганным и потерянным, пробежало несколько шустрых слезинок, чтобы затем упасть на подставленную ладонь и стечь между тонкими пальцами. – Меня дома не было. Я бы ее проводила, но меня дома не было. Если бы я… она бы все еще была жива.
– И что бы ты сделала? Позвала на помощь? Венди и сама кричала, только ей не помогло, – немного грубовато бросил Гаджил, скептично рассматривая сидящую перед ним девушку. Тонкие пальцы, судорожно сжавшие бока фарфоровой кружки, вызывали у него желание издевательски расхохотаться ей в лицо, чтобы раз и навсегда отбить охоту бродить по ночам в поисках убийцы. Это могло бы плохо для нее кончиться. – Было бы у нас сейчас сразу два трупа, вместо одного. И кому бы от этого стало легче? Твоей сестре?
От упоминания о Лисанне ей ощутимо полегчало. Она несколько раз шмыгнула носом и тихим шепотом произнесла:
– Спасибо, – добавив еще более слабым голосом: – Я все еще ей не рассказала. Не знаю, как сказать.
Гаджил досадливо отвернулся – все эти женские заморочки были ему, предпочитающему голую и не приукрашенную правду, малоинтересны – и все же поднялся на ноги, собираясь уходить. Успел запланировать на вечер много дел.
– Найди его, ладно? – догнало его у дверей. – Если что-то случится с Лисанной я этого не переживу. Я с ума сойду.
– Найду.
***
2 октября 795-го года. Холмы фей.
«Лисанна, – раненной птицей билось в мозгу. – Лисанна».
Младшая сестра Мираджейн давно уже не выходила из дома, болезнью прикованная к постели. Она была все время, словно в тени: вроде она есть, а вроде ее и нет. Никто не вспоминал о ней, прокручивая в памяти имена несчастных жертв, имеющихся и возможных. Только убийца – в этом Гаджил был уверен на сто процентов – никого не забыл и ничего не упустил из виду.
«Вот, зачем ты вернулся, паскуда», – впервые истина вырисовывалась так ясно и четко, что он удивлялся, как раньше этого не понял. Перед глазами вставала отпечатанная в памяти картина, последние несколько часов не дававшая ему покоя своей неправильностью и незавершенностью: среди вылинявших обрывков, цепляющихся за ветви растущего во дворе Штраусов «дерева желаний» болтался один-единственный свежий лоскут, приковывающий внимание яркостью красок. Родной брат которого до сих пор пылился на дне его чемодана, придавая вещам едва ощутимый аромат благовоний.
«Он был там», – звенело в ушах предвестием подступающей паники. Он летел вперед, не разбирая дороги, всем телом чувствуя, что свернувшийся на стене кухни кот с хвостом-маятником, готов передвинуть стрелки усов на несколько делений, отмечая наступление нового дня. Третьего октября – дня, с которого каждый год начиналась очередная убийственная серия.
На подступах к дому его встретила процессия горожан. Промасленные факелы горели, посылая в небо клубы удушливого темного дыма. Мрачные и сосредоточенные лица смотрели на него без малейших признаков симпатии – апофеоз неудачного дня.
– Отойдите! – Гаджил буквально зарычал, ощущая, что драгоценные секунды ускользали из пальцев, потраченные на глупые и никому не нужные разборки.
Человеческое море заволновалось и вытолкнуло вперед невысокого седого старичка, опирающегося на криво выструганный посох. Макаров сурово глянул на Редфокса и вытянул руку – на морщинистой ладони лежала белая кожаная лента, неровно оборванная на концах и покрытая дробью мелких бурых пятен. С одного конца к ленте крепился погнутый колокольчик с вырванным язычком.
– Откуда это у тебя? – голос старика, безжизненный и тихий, отчего-то пробирал до костей: так не пугал и рев Металликаны, рассерженного на одну из его проделок.
– Да я даже не знаю, что это. Послушай, старик, сейчас не время…
– Это ошейник Чарли, – выкрикнул кто-то, отчаянно пытаясь пробиться вперед: толпа не пускала. Гаджил порылся в памяти: Чарли звали кошку одной из прошлогодних жертв – Венди Марвелл. Убийца зарезал зверька вместе с хозяйкой, повесив белоснежную шкурку прямо на нос одной из украшающих ратушу горгулий. Ошейника при ней точно не было.
– Я… я не знаю. Я этот ошейник в глаза не видел.
Люди продолжали напирать, и он понял, понял совершенно точно: ему никто не верит. Опять. Гаджил опешил.
– Мира, ну скажи им хоть ты, – невольно вырвалось у него. Получилось удивительно жалко, будто подачку выпрашивал, а не просил подтвердить толпе доверчивых идиотов очевидную истину. Ему было наплевать: вещи более важные без остатка захватили его внимание.
Мираджейн стояла, пряча лицо в ладонях. Ее тело сотрясалось от истерических рыданий, но сказанные ей слова прозвучали уверенно и твердо:
– Я нашла его в вещах Гаджила. Там еще много… много всего.
Некоторые из стоящих утвердительно закивали, подтверждая сказанное. Происходящее казалось сном из разряда тех, в правдивость которых не веришь даже в процессе. Уверенность, что стоит ему открыть глаза и вся эта глупая, нелепая картина пропадет, растаяв в сонной дымке, крепла с каждой брошенной фразой.
«Лисанна», – пришло с очередным ударом взволнованного сердца.
– Нужно спасти Лисанну! – громко крикнул, срываясь с места. Точнее, пытаясь: двое крепких парней удержали, схватив за руки. Мираджейн зарыдала еще сильнее.
– Лисанна умерла в конце сентября семьсот девяносто первого года, – спокойно ответил Макаров, подкручивая кончики усов. – Поздно ее спасать. С чего вообще взялась такая странная идея?
Гаджил замер, не в силах осмыслить происходящее. Макаров не врал – старик никогда не врал – но он собственными ушами слышал, как Мираджейн говорила о сестре. В ее словах та все еще была жива, слушая колыбельные и играя с нелепыми, неумело сшитыми мягкими игрушками. Выходит, все время лгала Мираджейн?
Рывок. И высвободившиеся руки – два недотепы не в силах справиться с убийцей драконов – схватили отворот длинного шелкового платья. Он попытался заглянуть ей в лицо, но тонкая ладонь небрежно хлестнула его по щеке – длинные ногти оставили на коже глубокие борозды – и соскользнула вниз, ударив в широкую грудь. Из которой тут же выдавило весь воздух, словно била не хрупкая девушка, а сам Король драконов. Как минимум. Ребра хрустнули с раздирающим душу скрежетом. Тело пронзила острая боль.
Губы Мираджейн прорезала мимолетная улыбка. Голубые провалы глаз на несколько секунд утратили прежнюю наивность – что-то хищное выглянуло из них, чтобы затем бесследно пропасть.
Мира рухнула на землю, не боясь испачкать подол в жидкой октябрьской грязи.
– Он сумасшедший! – разлетелось сотней голосов.
Гаджил сплюнул выступившую на губах кровавую пену и истерично расхохотался, сжав руки в кулаки. Он понял, что проиграл.
***
3 октября 795-го года. Кладбище.
Предрассветный туман стелился у ног, словно преданный пес, и облизывал голени влажным холодным языком. Мираджейн протиснулась за ограду кладбища, устало ссутулив плечи. Десятки сочувствующих взглядов летели ей вслед, но приблизится, чтобы утешить, никто не рискнул. Все понимали: ей нужно было сейчас побыть одной.
На худых плечах свободно болталось темное мужское пальто, украшенное парой ярких заплат. Его оставил, уезжая, братец Эльфман – она всегда одевала его, когда собиралась на кладбище, проведать сестру: так ей казалось, что ничего не менялось, и семья снова с ней, смеется, замерев перед объективом старенькой фотокамеры.
Узкая ладонь с длинными, остро заточенными ногтями провела по дереву стоящей у могилы скамейки, стряхивая скопившуюся за ночь влагу. Мираджейн села, бессильно привалившись к высокой спинке, и закрыла глаза. Просидев так несколько минут, она опомнилась и потянулась за лежащим в кармане огнивом. Пальцы ловко высекли несколько искр – над могилой потянулся робкий дымок, пахнущий сандаловым маслом, ладаном и палочками корицы.
– Больше не нужно наблюдать за ними из окна. Тебе больше не будет одиноко, слышишь, Лисанна? Никогда, – послышалось в шелесте ветра, перебирающего листья букета из пронзительно-красных кленовых листьев, стоящего у могильной плиты.
Губы Мираджейн тронула робкая улыбка.