Автор: Аргонский Пес
Фэндом: Fairy Tail
Персонажи: Стинг/Минерва, Лектор.
Рейтинг: G.
Жанры: гет; драма;
Дисклеймер: Хиро Машима
Предупреждения: смерть персонажа, возможен ООС,
Размер: мини.
Комментарий автора: Минерва получилась редкой сукой. И я понятия не имею, откуда вылезло, что она - дочь Генмы, но тут эта версия пришлась как нельзя кстати. Навеяно главой трехсотой, юбилейной.
Читать.
Девушка отчаянно плакала, прижимая руки к груди. Со своего места ему отлично видно, как дрожала ее спина, усыпанная крупными точками родинок. Кожа в месте, где когда-то скалился герб сильнейший в Фиоре гильдии, походила на ожог. Так оно и было, на самом деле, только отметина осталась от воздействия магии, а не высокой температуры. «Наверняка шрам останется», – рассеянно думал Стинг, дожидаясь, когда можно будет разойтись. Имени девушки он не знал, не помнил: наверное, новенькая. Провела в гильдии всего несколько недель. До первого же бездарно проваленного задания, возможно, вообще первого в ее жизни. Жалеть девушку ему не приходило в голову. Глупая и молоденькая, она оказалась слабой, а слабаки недостойны внимания или сочувствия, им лучше не показываться на глаза сильным, если хотят невредимыми остаться. С этим изъяном люди должны сражаться в одиночестве или в компании таких же, как они. Но эта девчонка попыталась встать вровень с сильными. С ними, Саблезубыми. Примерила на себя чужую славу, а соответствовать ей не смогла, не оправдала оказанное ей высокое доверие, оказавшись грязным пятном на их репутации. И только то. Мастер велел ей стереть знак гильдии и убираться туда, откуда пришла. Жалеть такую не следовало.
Акустика в главном зале была просто великолепная – голова раскалывалась от громких рыданий и истеричных выкриков. Он должен был уже привыкнуть к ним, но не привык. Наблюдать за разворачивающимся действом надоело быстро, и Стинг искренне обрадовался, когда оно подошло к концу, и всем разрешили уйти, некоторым – навсегда.
Прохладный весенний ветер ласково обдувал лицо, а Лектор бодро вышагивал рядом. Дорога пестрела черно-белыми квадратами плитки, и Эксид забавно подпрыгивал, стараясь наступать только на светлые. Возле перекрестка он надолго застрял: там в белом следовал значительный перерыв. Стинг засмеялся и перенес Лектора через дорогу на руках. Порой тот так старался во всем походить на своего друга, что забывал о крыльях. Тот ведь не умел летать.
– Знаешь, у нашего мастера совершенно нет чувства меры. Чересчур затянутое шоу становится скучным, – подходя к дому, Стинг наконец рискнул поделиться наболевшим. Хотя мог совершенно ничего не говорить, Лектор понимал его с полуслова, да и чувствовал наверняка то же самое.
Минерва возникла словно из ниоткуда, просто отделилась от стены тонкая фигура в ярком разноцветном платье и уставилась на них надменно и снисходительно. Будто бы и не она к ним пришла, а они к ней. С просьбой.
– Правда? Я могу ему передать, – а голос у нее мягкий и обманчиво-ласковый, непрерывно лгущий каждой своей интонацией. Такие голоса обычно бывают у людей отзывчивых и добрых. В устах Минервы же он звучал поразительно угрожающе: стоило ей обратиться к кому-нибудь из гильдии, тот сразу начинал дрожать от страха. Не без причин.
Стинг ею гордился. Лектору дочь мастера напоминала редкий цветок, привозимый в Фиоре откуда-то с востока. Он видел его в оранжерее во время одного из заданий. Красивый, да. Но добровольно он не подошел бы и за милю: пленяющее буйством красок и приторно-сладким ароматом растение было смертельно ядовито. А, по словам работника оранжереи, еще и плотоядно. Проверять это утверждение не хотелось, а представить не получалось, и Лектор предпочел поверить на слово. Вслух он о своих мыслях никогда не говорил.
– Не стоит утруждать себя, юная леди, – распахнув дверь, Стинг галантно протянул ей руку, приглашая в дом. Мастер, конечно, сильно бы на него рассердился: чувство юмора у того также отсутствовало. Но он надеялся, что она не станет ничего сообщать, в конце концов, причин желать ему зла у нее не было.
Минерва скинула туфли и прошлась босиком по пушистому ковру. Стинг украдкой наблюдал, как утопают в ворсе изящные ступни, и надеялся, что она этого не заметит. А то скажет еще, что он ведет себя, как мальчишка. Дойдя до середины комнаты, она резко остановилась и взглянула на него через плечо.
– Не смей никого жалеть. И оказываться в числе слабаков тоже не смей, – Стинг был удивлен, насколько грубо это прозвучало. Особенно для нее. А Минерва, словно спохватившись, вернула в голос ленивое спокойствие и даже толику мурлыкающих ноток допустила: – Впрочем, тебе же будет хуже. Я плакать не буду.
В этом он ни секунды не сомневался. Плачущая Минерва, это почти как дракон без магии – несуществующий в реальности фольклорный персонаж. А она живая, настоящая, осторожно присела на край дивана, бережно придерживая рукой край платья, чтобы не помялось. Или чтобы выразить свое отношение к этому месту. Стинг едва слышно вздохнул. Квартира стоила небольшое состояние, но ей, с детства привыкшей к роскоши, обстановка казалась почти спартанской и более чем незамысловатой.
Еще более печально вздохнул Лектор: ему предстояло ужинать в одиночестве.
Он был безрассуден. Безрассуден и, что самое страшное, глуп. Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы понять это: в тринадцать лет она впервые осознала, что значительно превосходит отца в интеллекте. В пятнадцать узнала, что намного сильнее, в шестнадцать – что абсолютно все делает намного лучше. Отец хуже воевал, хуже разбирался в политике и совершенно ничего не понимал в людях. Да у него художественного вкуса, и того не было!
Его бы даже не боялись, но в его тени пряталась ядовитая змея. Обвивала кольцами непослушных, впивалась ядовитыми зубами в провинившихся. Никогда не промахивалась, ни разу не проигрывала. Его уважали за то, что он пригрел змею у себя на груди.
Минерва жалела, что змеям не положено убивать родных отцов.
Ему казалось, у него не болят только зубы. Что странно, потому что этот проклятый Саламандр, оказавшийся внезапно таким поразительно сильным, своим вниманием их не обошел. Стоящий рядом Роуг выглядел не лучше: бинты покрывали его почти полностью. А еще вина вперемешку с позором. Смотреть на это было неприятно, сразу вспоминался собственный провал, но заглядывать в глаза остальных и вовсе невыносимо. Там, наверное, его ожидало презрение, упреки и…что там еще положено неудачникам? За спиной то и дело раздавались едкие смешки, но тут же исчезали, стоило ему обернуться. Никто не думал, что он когда-нибудь окажется в таком положении, он всегда был выше. А теперь стоял, с ненавистью уставившись в пол – будь паркет живым, он давно поспешил бы прочь, от греха подальше. Но никаких чувств натертая воском деревяшка не испытывала, и в этот момент Стинг ей почти завидовал: то, что наверняка сейчас скажет мастер Генма, ему слышать не хотелось. Злорадного смеха после этих слов станет гораздо больше.
После поражения вокруг них с Роугом словно образовалось пустое пространство, которое преследовало их повсюду, независимо от того, сколько людей толпилось вокруг. Только Лектор оставался рядом с ним и периодически подбадривающее похлопывал его по голени: не доставал до плеча, обходясь доступными аналогами.
В главном зале зона отчуждения вокруг них выросла до пугающих масштабов, даже его маленького друга оттеснили в сторону. Взглядом Стинг случайно наткнулся на Минерву и не смог поверить своим глазам: она улыбалась. Так же, как улыбалась в случае его победы. Сердце должно было забиться сильнее, предчувствуя прощение, но что-то мешало обрадоваться. Он знал: она не выносит неудачи. И неудачников. И едва ли сделала бы для него исключение, даже после того, что между ними было. Особенно после того, что было. Только не Минерва.
Но она казалась крайне довольной, в то время как мастера трясло от гнева.
– Ну и как вы это объясните?
Сказать что-либо в свое оправдание они не могли: им не было оправдания. А то, насколько силен Саламандр, в реальности никого не интересовало: им велели победить, а значит, они не имели права на поражение.
Боль уютно устроилось в каждой клеточке его тела, покрытого бинтами. Словно не на ринге с соперником, а в пасти давно мертвого Вайсологии побывал. Оплеухи мастера рядом с этим – пощечина здравому смыслу. Не страшнее булавочного укола. Отзываются на удар уже имеющиеся ссадины и синяки, перехватывает дыхание и темнеет в глазах, но все это вполне можно терпеть. А если бы не был ранен – и вовсе он бы ничего не ощутил, кроме легкого дискомфорта. Безобидная на вид старушка, поймавшая его в детстве за кражей яблок из своего сада, помнится, простой метлой едва ли не больше урона ему нанесла, чем мастер сильнейшей в Фиоре гильдии. А Генма ведь не из тех, кто станет сдерживаться, и то, что он, возможно, сам не так уж и силен, Стинг осознал впервые. С изумлением.
– Сотрите немедля символ нашей гильдии! Мне в гильдии не нужны слабаки!
Стинг лихорадочно хватал ртом воздух, но дух перевести никак не мог – ему казалось, что во всем здании для этого кислорода недостаточно. Никто, никто не мог, просто не имел права выгнать их из гильдии. Они же с Роугом – не какой-то там мусор, неспособный выполнить ни одного задания. Они принесли Саблезубым столько славы, почестей и побед, сколько ни кто другой. И доказали уже не раз, что достойны. Одна неудача не могла все перечеркнуть. Он просто обязан был дать им второй шанс. Кто-то должен был ему напомнить.
– Я все равно горжусь ими…
Поблагодарить Лектора Стинг не успел.
Над дорогим – в лучшей гильдии абсолютно все должно было быть лучшим – паркетом поднимался пар. От его друга, еще минуту назад живого, дышащего, беспокоящегося за его дальнейшую судьбу, остался только этот пар, да пятно жирной копоти. Но это ведь не в счет. Пустое место. Такое же, как образовалось у него внутри, притупляя все без исключения чувства, кроме осознания тяжести потери. Мастер был рядом. Хрипел, задыхался, доживая свои последние минуты. Кровь толчками выплескивалась из рваной раны на животе, просачиваясь, сквозь отчаянно сжимающие изодранные края пальцы. Кровь уже залила почти весь пол, только до пустого места, еще хранящего последний след его друга, так и не дотянулась. В человеке так много крови.
Неподвижные фигуры таких же, как он, Саблезубых, замерли вокруг. Тишина настолько полная, что слух с легкостью ухватился за жужжание мухи, исступленно бьющейся о стекло. Все тоже кольцо отчуждения вокруг него, только теперь в него втянулся и Роуг, а Лектор уже никогда не сможет поддержать его самостоятельно изобретенным дружеским жестом. От Лектора совсем ничего не осталось, просто потому, что загибающийся на полу старик не смог вовремя вспомнить, как сам разрешил поставить ему отметку.
Стинг ждал, что кто-нибудь все же бросится своему мастеру на помощь, пока еще имелся ощутимый шанс его спасти. Он ждал, что кто-нибудь захочет выразить свой гнев и негодование, вцепившись в шею его убийце, и был готов к такому финалу, зная: боя со всеми не выдержит. Но они не двигались. «Очень разумно. Понимаешь, Лектор, без посторонней помощи Генма точно не выживет. А вот новый мастер не вовремя проявленной инициативы может и не простить», – принялся втолковывать по привычке, обернувшись в пол оборота. Тишина ему не ответила.
Десятки глаз, в едином порыве устремленных на Минерву, выпрашивали ее решение. Любое, лишь бы уже определиться.
– Минерва-сама…время…мастер, он же…– выкрикнул сзади кто-то особенно нетерпеливый, но резко замолк, не договорил. «Глупец, – равнодушно отметил Стинг: – Совсем ее не знает». Минерва улыбалась – и как было возможно сразу этого не заметить? Так невеста улыбается горячо любимому жениху, купец – выгоде от лучшей в его жизни сделки, а волшебник – известию о присвоении ему титула богоизбранного. Она радовалась, наблюдая за муками отца.
– Бедный Лектор, – для нее это – всего лишь дань вежливости, которую положено демонстрировать, если хочешь казаться лучше, чем ты есть. Напрасная дань, в то, что она действительно жалеет, не поверил никто.
– Убить только за то, что носил на спине знак гильдии, – а в свежих ранах могла бы и не ковыряться, качая головой и укоризненно цокая языком. Ведь знала же, насколько это для него болезненно, вспоминать детали, особенно когда взгляд сам то и дело соскальзывал на заветное белое пятно. – Мастер всегда был слишком предвзят. Никогда бы не согласился принять кота, даже если бы потерял из-за этого сразу двух талантливых драгонслееров. Глупо, не правда ли?
Слова долетали до Стинга словно издалека, теряя по дороге половину вложенного смысла. Он никак не мог понять, о чем она ведет речь, ведь Генма разрешил Лектору вступить после долгих уговоров. И юная леди не могла об этом не знать, она же сама передала им его слова и поставила печати.
– Ну, довольно болтовни, – бросила резко, будто не сама тут говорила непонятное своим мелодичным и вкрадчивым голосом, а других весь день выслушивала. – Уберите отсюда этот мусор, – лениво кивнула головой в сторону лежащего в луже крови тела, больше не считая нужным скрывать презрение и неприязнь. И деловым тоном закончила по-своему начатую Генмой мысль: – Стинг, Роуг, у вас остался последний шанс. Лучше умрите, чем проиграйте.
С этим он был согласен. Принеся ей известие об очередном поражении, они подпишут себе приговор, и смерть будет куда мучительней, чем почетная гибель в бою. И то, что он каждый вечер целовал эти тонкие губы, не помешает им произнести соответствующий приказ. Напротив. Он был рядом, пока соответствовал ее ожиданиям. Лектор считал, он заслуживает большего. Теперь…теперь все это уже неважно.
На пороге остановилась и, хлопнув в ладоши, отдала последнее на сегодня приказание: – И повесьте новые портьеры. Эти к мебели не подходят.
Генма еще хрипел, доживая последние минуты, когда Минерва, новый мастер Саблезубых, высоко подняв голову, отправилась к себе.
Соболезнования вышли крайне сухими и лаконичными: до смерти Генмы представителю консульства дела было еще меньше, чем самой Минерве. Он даже на похороны придти не потрудился, сославшись на занятость. Ограничились связью через лакриму. При жизни бывший мастер саблезубых был крайне важным человеком, которого сложно было игнорировать. Смерть же расставила все на свои места, уравняв его в правах с окружающими.
Покончив с предписанными правилами этикета любезностями, пожилой мужчина перешел к сути:
– Трения внутри гильдии – это, конечно, целиком и полностью дело мастера. Но, боюсь, мы просто не можем позволить убийце оставаться на свободе.
Ну, то, что они об этом вспомнят, было до обидного предсказуемо. Это позволяло консульству создать видимость работы на благо общества, не связываясь с такими крупными и опасными организациями, как Тартарос. В этом был определенный резон, но у Минервы уже имелись собственные планы насчет Стинга, отказываться от которых ей не слишком хотелось.
– О, не волнуйтесь, я сумею как следует наказать его. В конце концов, речь ведь идет о гибели моего отца, – она виновато улыбалась, словно желая продемонстрировать, что с удовольствием упрятала бы убийцу любимого папочки за решетку пожизненно. Но почтенный Оуг ведь сам очень правильно сказал, что решать внутренние дела гильдии – обязанность мастера.
– Кроме того, мне бы не хотелось, чтобы эта история получила распространение. Сами понимаете: репутация превыше всего.
– Я всегда старался идти вам навстречу, но на сей раз, увы, просто права не имею с вами соглашаться. Закон в данном случае предполагает определенные действия со стороны консульства, пренебречь которыми я не могу.
Минерва знала, в чем причина его несговорчивости. К несчастью, ее подчиненные не имели привычки держать языки за зубами. А вырвать их – идея отличная, но, к ее вящему разочарованию, совершенно невыполнимая. Крокус уже полнился слухами, случившееся обсуждалось в каждой таверне, обрастая все более и более фантастическими подробностями. В конечном счете, это приводило к откровенному недовольству работой консульства: если мастера известной гильдии можно убить безнаказанно, то, что тогда говорить о простом народе. Туда Генме и дорога, откровенно говоря, а жизни столичных пьяниц ее и вовсе не интересовали – такая мелкая добыча могла спать спокойно у самой тигриной пасти. Но люди вечно были чем-то недовольны.
– И не беспокойтесь, никакой огласки не будет, – поверить в сказанное им было совершенно невозможно, но она все же сумела удержаться от скептической усмешки. Владеть собой давно научилась. Оуг походил на воплощение искренности, но доверять политику не имело смысла: он бы не стал тратить время на акцию, положительные результаты которой никак не упрочат его положение. Впрочем, все было решено давно, давать ей право голоса никто не собирался. Единственно разумный выход – уступить.
– Хорошо. Раз вы так настаиваете, пусть будет по-вашему, – прозвучало вслух. «Надеюсь, вы вспомните об этом, когда придет мой черед просить об услуге», – осталось недосказанным, но повисло в воздухе так явственно, что у почтенного советника резко испортилось настроение.
– Я пришлю отряд рунных рыцарей, чтобы не возникло никаких недоразумений.
– Их не будет. Чтобы усмирить смутьянов хватит одного моего приказа. Я умею убеждать людей, – в своей правоте Минерва ни секунды не сомневалась. А кроме того…талантливых магов среди них не было, и без ее помощи затея была обречена на провал изначально. Она надеялась, что ее собеседник это тоже понял.
– Но…
– Двоих более чем достаточно, – со Стингом ей придется расстаться. На секунду у нее промелькнула мысль, что уж лучше бы Роуг оказал ей такую фатальную для себя услугу, но это быстро прошло. В конечном счете, недальновидность – тоже слабость.
Он сам не знал, зачем отправился с утра на тренировку. Не потому ведь, что всю ночь не мог уснуть, снова и снова вспоминая пар над измазанным сажей паркетом. Наверное, он все же хотел выполнить данное Лектору обещание и превзойти Нацу-сана: слово, данное другу нужно держать, даже если друг и не сможет узнать об этом. А еще потому, что Минерва просила принести ей победу.
– Она не виновата. Она не могла знать, что так выйдет, – твердил себе постоянно, отгоняя притаившуюся глубоко внутри уверенность в том, что его горе ее совершенно не тронуло. К чужим страданиям она вообще всегда была совершенно равнодушна, но Стинг не был ей чужим, как не был чужим и Лектор.
– Она вступилась за меня. Она обещала всегда быть на моей стороне.
Минерву он увидел издалека и здорово изумился: не помнил, чтобы Генму сопровождали войска консульства, когда он куда-нибудь выходил. Они же не могут подозревать ее в заговоре против отца? Это было бы глупо.
Они не подозревали. Когда он услышал, что они пришли арестовать его, он не поверил. Слишком мало человек на одного белого дракона, чтобы попытка хотя бы не выглядела столь смехотворно. А ведь он еще и не один.
– Извини, Стинг, я надеялась этого избежать, но…– она ненадолго замолчала, подбирая слова. То ли хотела, чтобы они звучали тактичней, то ли искала способ ударить больнее. С ней нельзя было сказать наверняка.
– У меня для тебя две новости, нет, даже три: две плохие и одна хорошая, – и снова она улыбалась так призывно и загадочно, будто на свидание приглашала. Маги консульства терпеливо ждали, когда наиграется – а ничего другого им и не оставалось. Стинг нахмурился: привычка ходить вокруг да около, дразня жертву, хорошо смотрелась со стороны, но уж с ним-то она могла бы и по-другому.
– Первая: тебе все же придется понести наказание. Тут я совершенно бессильна, – ничего хотя бы отдаленно похожего на сожаление в ее тоне не было, только едва заметная досада: гильдия потеряет сильного мага. И послушного.
Ему внезапно стало наплевать на ее досаду и ее гильдию, взимающую слишком уж высокие членские взносы – в виде сломанных жизней, и ни монетой меньше. И на нее саму, обманчиво-ласковую, но не умеющую, как видно, что-либо чувствовать, или хотя бы держать щедро раздаваемые обещания. Вот только сдаваться он не собирался. Стоящий справа страж медленно потянулся к поясу, не зная: он решил переломать ему все кости, как только тот коснется рукой блокирующих магию наручников.
– Не знаю, скрасит ли эта мысль твое существование в тюрьме, но прежнего мастера ты убил совершенно напрасно: он ничего не умел делать, как следует.
Магия окутала ее на секунду и исчезла, оставив после себя живого, помятого и сильно испуганного Лектора.
– Стинг! – эксид рванулся было к другу, но был остановлен: тонкая рука рассеянно приобняла шею – желание ее сломать поразительно легко читалось в этом жесте.
– Ну, разве не милашка? Повезло ему, что я успела вовремя, – и, глядя в оторопевшее лицо Стинга, снисходительно пояснила: – Это хорошая новость.
Словно он мог в этом усомниться.
– Почему ты сразу ничего мне не сказала?! – возмущенно выкрикнул, кидаясь вперед. Впрочем, на самом деле ему все это было совершенно не важно. Главное, что Лектор жив, а свои планы и мотивы пусть оставит себе – они его не интересовали. За этот поступок ей можно было что угодно простить, вот только поверить в ее искренность что-то не позволяло. Не зря.
– А последняя плохая новость состоит в том, что сдаться по-хорошему тебе все же придется, – обращенного к ней вопроса она словно не услышала. И Лектора отпускать явно не собиралась – ловко увернулась от протянутых рук и отошла за спины стражей порядка. Стинг пораженно замер, до последнего момента отказываясь мириться с тем, что она…
Прибавила лукаво, тонким ногтем почесывая заложника за ухом:
– Если, конечно, не хочешь, чтобы твой друг действительно пострадал.
В глазах у Лектора стояли слезы, он сжался в комок и мелко дрожал, будто каждое ее прикосновение причиняло боль. Страх тоже может ранить.
Стинг всегда любил повторять, что юная леди – само зло, но в этот раз впервые подумал об этом без малейшей симпатии.
Она больше не угрожала и не пыталась гладить, готовая в любой момент нанести смертельный удар. Она ушла, оставив его на улице: у нее слишком много других дел, чтобы тратить целый день на один рядовой случай. И когда рунные рыцари исчезли за поворотом, уводя с собой его лучшего друга, дверь гильдии навсегда захлопнулась перед Лектором.